Уже полгода в балете нашего главного музыкального театра «командует парадом» человек талантливый, незаурядный и во всем мире известный. Танцовщик Денис Матвиенко. Премьер Мариинки, Михайловского. Этот уроженец Днепропетровска (и, кстати, киевский воспитанник), обладатель престижных балетных наград — подлинная мировая звезда. Его недавнее решение возглавить в Киеве балетную труппу крупнейшего театра оказалось неожиданным. Ведь Денис, что называется, «нарасхват». Он по-прежнему танцует в Мариинском. У него международные гастроли в рамках проекта «Короли танца» (уже в ближайших планах — Москва, Питер, Буэнос-Айрес). И вдруг…
Каким образом это «вдруг» скажется на его нынешней деятельности балетного администратора? Почему в Национальной опере «подохли» ромашки в балете «Жизель»? Какие профессиональные проблемы подмывают изнутри наш театр? Почему великая балерина XX века Наталья Макарова согласилась приехать в Киев? Почему балет должен стоить дороже чем шоу-биз?
На эти и другие вопросы в эксклюзивном (и довольно эмоциональном) интервью ZN.UA отвечал художественный руководитель балетной труппы Нацоперы.
— Когда в ноябре прошлого года вы согласились стать руководителем балетного «цеха» Национальной оперы, почувствовали сопротивление со стороны коллектива? Ведь там привыкли жить и работать по уже устоявшимся законам?
— Конечно, чувствовал. Не могу утверждать, но мне кажется, что это было большинство. Никому не хочется жить во время перемен…
Все знали, что с моим приходом будут кардинальные изменения. Хотя я бы их не назвал кардинальными.
Я не доволен тем, что все здесь делается медленно. Хотелось бы быстрее. Предположим, во всех театрах существует запасной состав артистов (выписанный рядом с основным). А здесь этого никогда не было. Почему? Не знаю, почему! И как может быть иначе? Мы же обычные люди с очень травмоопасной работой. Травмы случаются достаточно регулярно, и от этого никуда не деться…
— Со многими ли (из тех, кто вас не устраивал) пришлось расстаться? Удалось ли провести «класс» на профпригодность, который вы «анонсировали» прошлой осенью?
— Класс на профпригодность провел в феврале. Увольнять кого-либо в середине года без согласия самого артиста или педагога я не могу. В конце сезона проходит аттестация. Кто-то выйдет на пенсию. У кого-то повысится или понизится категория. Кто-то уволится — и такое будет.
— Новый руководитель, как правило, приводит новую команду: творческую, административную. Вы кого-нибудь привели?
— Никого. По той же причине — середина года. Как правило, во всем мире смена руководства происходит в начале сезона. Я пришел в ноябре. Естественно, пришлось все эти месяцы радоваться тому, что есть. Многое просто невозможно было изменить.
Да и где взять «свою команду»? Это тяжело...
— Ну, возможно, вы присматриваетесь к молодым украинским танцовщикам, только-только набирающим обороты?
— Конечно. Когда приступил к работе, то столкнулся с тем, что нет составов. Есть партии, которые танцует ровно один человек.
Считаю, что это халатность. Руководитель балета прежде всего должен быть дальновидным. Он обязан предвидеть, что если каждый месяц идет «Лебединое озеро», то на весь театр не может быть один «лебедь»! А если с человеком что-то случится, где искать замену?
Мне и пришлось в кратчайшие сроки создавать новые составы. «Присматриваться» можно месяц-другой, а времени нет. Приходится буквально «влезать» в человека, чтобы понять, сможет ли он выучить определенную партию. Он же не только внешне должен подходить, но и «соображать головой», изнутри осознавать то, что делает.
— Может ли сегодня Национальная опера Украины, скажем, по примеру Большого театра, позволить себе приглашение крупных звезд в качестве солистов — как, например, из Америки в Россию пригласили знаменитого Дэвида Холберга?
— Все возможно, иностранцы у нас работают.
— Речь идет о суперзвездах…
— Вы говорите о таких вещах... Большой театр улетел от нас, наверное, лет на десять вперед. А нынешняя ситуация в Национальной опере похожа на 2000—2001 года в Большом. Денег нет, некоторые артисты разбегаются. А ведь Большой театр — это СССР, Россия. Это балет, который впереди планеты всей.
...Любой трезвомыслящий политик понимает, что такое искусство. Искусством можно управлять. С его помощью можно определять какие-то политические шаги. Например, по просьбе Владимира Путина был создан попечительский совет Большого театра. В него вошли крупнейшие энергетические компании: «Газпром» и т.д. и т.п. Для них это не деньги. А для театра — огромные деньги.
У нас ничего подобного не существует. Именно попечительский совет и решает: приглашать Дэвида Холберга или нет. А если приглашать, то за это надо платить.
В балете, как и в спорте, существуют трансфер, гонорары, контракты. На Дэвида в Большом работает целый рекламный отдел (в котором около тридцати человек). У нас, в Национальной опере, даже такого отдела нет. А в Большом — тридцать человек, которые перед премьерой организовывают интервью с артистами, подключают СМИ. А вы говорите — Холберг… Теоретически все возможно. Но кто будет платить?
— Тем не менее еще вступая в должность вы говорили, что деньги в нашем театре есть…
— Деньги есть. Но о каких суммах мы говорим? Ведь нельзя сравнивать наш бюджет и бюджет Большого! Зайдите на сайт Большого и посмотрите на количество партнеров. И кто эти партнеры.
Поэтому они и могут себе позволить покупать таких артистов, как Холберг. И могут позволить содержать огромный штат, работающий на одного человека. У нас на данный момент положение другое. Но все не безнадежно.
— В таком случае, как сейчас складываются ваши рабочие отношения с руководством театра и с украинским политикумом?
— А зачем мне иметь отношения с украинскими политиками? У меня есть непосредственный начальник — генеральный директор театра Петр Чуприна. И, естественно, министр культуры. Вот и все.
— Михаил Кулиняк относит ваше приглашение в Киев к числу своих административных достижений. Какова его непосредственная роль в этом вопросе?
— Самая прямая. Это было его предложение. Я вел переговоры напрямую с ним. Естественно, не знаю всех нюансов. Но, став художественным руководителем балета, понял, какая это ответственность.
— Ваши коллеги — Иван Васильев с супругой Натальей Осиповой — недавно громко ушли из Большого в Михайловский театр. Якобы за творческой свободой. Вы ведь тоже молоды и энергичны, а решились взвалить на себя административный груз. Зачем?
— Вы мой паспорт видели?! Иван Васильев ровно на десять лет младше меня. Я ответил на ваш вопрос?
В проекте «Короли танца» я, кстати, был самым старшим. До этого все 15 лет был в свободном полете. Это тяжело, но правильно. Правильно, потому что ты независим (не считая каких-то «зависимостей», которые есть всегда) и сам строишь свою карьеру. Хочешь — танцуешь, хочешь — не танцуешь.
Иван и Наталья за несколько лет работы в Большом сделали все возможное. Они выжали максимум из этого театра — и репертуар, и знания педагогов. Театр им дал славу и зрителя, а они дали театру качество. Все получили свою выгоду, всем хорошо.
И они правильно сделали, что ушли… Их жизнь превратилась бы в будни. А сейчас они свободны. Никто им не указ. Готовят интереснейшие премьеры. Работают с Начо Дуато. Ездят по всему миру. Зарабатывают деньги.
Это не Большой театр, где сегодня отпускают, а завтра не отпускают. В какой-то момент это надоедает и нужно идти дальше.
...Как артист я сам уже давно все сказал. И я же это прекрасно понимаю. Сейчас дотанцовываю то, что набрал за прошлые годы. Естественно, мне нужно было идти дальше. Именно поэтому меня и заинтересовало предложение Михаила Кулиняка. Хоть и тяжело, конечно, потому что продолжаю танцевать…
— Не опасаетесь, что в какой-то момент просто устанете от попыток что-либо изменить в нашей опере и начнете плыть по течению, «ассимилируясь» с общим фоном?
— Нет ничего плохого в тех людях, которые годами здесь работают. Просто никто им никогда не говорил, как правильно.
Сейчас им нелегко. Многому надо учиться. Не все, но многие этого искренне хотят, и я это вижу. Чем моложе артист, тем он быстрее схватывает и делает то, что я прошу.
Тяжелее с педагогами преклонного возраста...
И, в конце концов, почему я должен бояться? Частью «их» никогда не был и не стану. А любой вид искусства должен развиваться. Постоянно! Балет не имеет границ. Даже спорт имеет границы — выше Бубки никто не прыгнул. А в балете — непаханое поле. Я из тех людей, которым нужно постоянно пахать… Коля Цискаридзе однажды сказал обо мне: «Ты — ремесленник!»
— Не обиделись? Ведь есть ремесленник, а есть творец.
— Что же тут обидного? Я не ставлю балеты, не пишу музыку…
— В будущих балетных постановках Нацоперы кого непосредственно хотели бы видеть? С кем есть реальные договоренности?
— Начнем с элементарного. Что должен иметь даже обычный театр, а не то что первый театр в стране? Должны быть «Русские сезоны», Фокин — это первое, что ассоциируется с русским, советским балетом. У нас есть только «Шехеразада». Слава Богу, Виктор Яременко когда-то сделал. Баланчин есть сейчас в любом театре. Я уже не говорю о Форсайте, Роббинсе.
У меня масса идей, но есть опасение, что труппа треснет по швам...
— Делать три премьеры в год для вас реально?
— Для меня все реально. Могу делать постановки и даже находить деньги.
В конце сезона должны были обновить «Жизель», но не успели: цеха не справляются. В августе выйдут на работу и начнут делать «Жизель», которую выпустим в первых числах октября. А еще «Баядерка» — премьера в редакции Натальи Макаровой и с декорациями Вячеслава Окунева, надеюсь, состоится в начале декабря.
В нынешнем виде «Жизель» в Киеве невозможно смотреть! Многие импресарио хотят эту «Жизель», но просят обновить декорации и костюмы. Там ведь «домик» вот-вот рухнет, а «ромашки» давно сдохли, увяли...
...Скажу пафосно: готов до последнего издыхания биться, если знаю, что будет результат. Но когда «марна праця», то что ж… Я — рациональный человек, чтобы просто долбить башкой стену...
— Привозной вариант Radio & Juliet и нынешний премьерный («стационарный») — это два разных спектакля?
— Совершенно одинаковые. Если вы обратили внимание, билеты на эти премьерные спектакли чуть дороже. Но я считаю, что 1000 гривен за самый дорогой билет — это недорого. Даже московские драматические театры продают билеты по 3000 гривен, и люди ходят. К сожалению, все привыкли что балет — это дешево. И у оперных солистов гонорары вдвое больше, чем у балетных. Не говоря уже о шоу-бизнесе. Хотите заплатить 200 гривен и посмотреть «Лебединое»? Не надо нас так дешево продавать! Тогда идите в кинотеатр и покупайте поп-корн.
На постановку Radio & Juliet затрачены огромные деньги. За каждый показ надо платить роялти Radioheard. Если билеты будут по сто гривен, как это окупить? Ведь права на постановку выданы только на год.
— То есть Radio & Juliet снимете с репертуара ровно через год?
— Можно продлить, без проблем. Для этого приезжает хореограф, репетирует заново, мы ему платим определенную сумму. А как иначе?
— Может, у нас привыкли так, чтобы бесплатно, «на халяву»?
— Да. Вот у нас есть такой шикарный балет — «Властелин Борисфена». Вот это — «за бесплатно». Хотя денег на него угрохали море: на костюмы, на декорации. И 31 процент посещаемости! В январе куплено 407 билетов из 1200.
«Каприсы», премьерный спектакль — 35 процентов!
Тогда как «Ромео и Джульетта» и «Лебединое» — 90%. Потому что все знают Шекспира, все знают Чайковского «Лебединое». «Жизель» (с «ромашками») — 51 процент. «Жизель»!
Добавить нормальные «ромашки», костюмы, сделать приличную афишу, а не то, что сейчас висит, и не надо никого приглашать! Да у нас в театре шикарные артисты, просто никто их не знает!
— Тогда назовите имена тех, в ком чувствуете потенциал «звезды», которая могла бы сиять где угодно — и в Михайловском, и в Мариинском.
— На данный момент это Наташа Мацак, прекрасная балерина. Трудно сказать, могла бы ли она быть звездой. Но ее знают. Сейчас пришли молодые: Катя Чебыкина, Настя Шевченко, Юля Москаленко. Им по 18 лет, танцуют первый год. Гениальные девочки! Дайте два года, чтобы правильно построить их карьеру, поработать с ними — и они станут ведущими солистками.
— Что конкретно для этого нужно?
— Ими нужно заниматься. Любым спортсменом занимаются! Талантливому спортсмену нужно дать хорошего тренера и хорошие условия. Его нужно правильно засветить, направить, чтобы он играл в правильном клубе и так далее. То же самое в балете. Неужели это тяжело?
Я уже не говорю о том, что это нормальный маркетинговый ход: ты вкладываешь в артиста, работаешь с ним, подписываешь контракт и имеешь свои проценты. Вместе с тем на меня работают агенты. Человек обеспечивает мне контракты, занимается организацией проезда, виз, гостиниц, я танцую спектакли и отдаю ему часть гонорара. Все так работают. А у нас этого нет.
Кроме всего прочего это ведь приятно — дать человеку путевку в жизнь, сыграть в его судьбе определенную роль.
Так уж случилось, что наш театр никогда не стремился кому-то помогать. Возьмите Сарафанова, Путрова, Сережу Полунина… Все уехали — и «там» сделали себе имена.
— Лично с вами театр на сколько лет подписал контракт?
— На пять лет.
— Искренне говорите?
— Искренность и честность — прерогатива свободных и сильных. Возьмите Николая Цискаридзе. Да, он иногда публично говорит гадости… Но говорит абсолютную правду.
А чтобы говорить правду, нужно быть смелым. Я ему однажды признался: «Коля, у меня не всегда хватило бы смелости сказать в эфире то, что говоришь ты…» Но он может спокойно, простите, наплевать на все, развернуться и уехать загорать на яхте к друзьям в
Монте-Карло. Он состоятельный и умнейший человек. Его любой телеканал позовет, заплатив гонорар… Я не Цискаридзе. Но тем не менее тоже могу позволить себе, хоть и не всегда, говорить правду.
— Вы чувствуете, как кто-то у нас на эту правду уже «крысится»?
— «Крыситься» — тоже искусство. Все мы крысимся.
— Насколько вам комфортно работается с новым худруком театра?
— Притираемся друг к другу, враждебности между нами нет. Скорик — художественный руководитель театра и «человек музыки». Ему ближе опера.
— А как же «Каприсы» на музыку Паганини в оркестровке Скорика? Или премьера «Перекрестков» на музыку его трех скрипичных концертов?
Это же балеты, то есть ваша территория?
— Я никак не связан с этими премьерами. В «Перекрестках» нет ни одного моего танцовщика. Там будут работать артисты Раду Поклитару.
На премьеру «Каприсов» я пришел, закрыл глаза — и слушал музыку. Мне понравилось.
— Тогда, извините, чем же они лучше «Борисфена», партитура которого тоже сделана мастерски?
— Ничем. Я скажу такую вещь: в октябре, когда мы приехали с «Королями танца», премьера «Каприсов» уже стояла в планах на конец декабря. Оставалось два месяца, а еще не было известно, кто это будет ставить. Это нормально?
— «Каприсы» ставились едва ли не за месяц.
— Поставить можно и за два дня, если хореограф к этому год готовится. Я с Натальей Макаровой о «Баядерке», которую она придумала много лет назад и ставила миллион раз в лучших театрах по всему миру, уже год веду переговоры! Потому что это — Макарова, а не какой-то «гвоздь». Это человек-космос!
С кем только она за свою жизнь не общалась! Кто только ей в ножки не кланялся! В свой 71 год она очень занятой человек. Выхватить ее в Киев многого стоит.
Не хочу хвастаться, но признаюсь: она приедет сюда ставить «Баядерку» не потому, что ей сильно хочется… В Киеве, кстати, она никогда не была. Она едет сюда потому, что она мой друг. И верит мне на слово. Вот и все. Макарова не знает, что такое Национальная опера Украины. Она знает, кто такой Матвиенко. Но, мне кажется, немногие в театре это понимают...
— Руководство Мариинки вас уговаривает вернуться обратно и больше там танцевать?
— Мариинский никого не уговаривает. Это такой гениальный театр... 9 мая у меня с Настей был спектакль «В Ночи» Джереми Роббинса, 12 мая — «Лебединое», тоже с Настей.
На самом деле в Мариинском странная ситуация. За последние два года оттуда ушел Сарафанов. Я остался как приглашенный солист. Адриан Фадеев стал директором театра Якобсона — и тоже ушел, вообще не танцует. Все так легко... Танцует все меньше людей. Некому танцевать.
— А в чем дело? Может, это происки Владимира Кехмана — из конкурирующей фирмы, из Михайловского театра?
— А Кехман тут при чем?! Он как раз за четыре года сделал в Михайловском театре невозможное.
Кехман — «банановый король», а Гергиев — гений, бог, святая святых всея Руси.
Кехман в кратчайшие сроки отреставрировал в Санкт-Петербурге театр. Естественно, не за государственные деньги. Вбухал десятки миллионов долларов. Этот театр в самом центре города (на 860 мест) был в очень плохом состоянии. За четыре месяца был сделан фасад. Люди работали круглые сутки. Фасад, сцена, свет — все сделано. Как раз в тот момент я там танцевал и все видел собственными глазами. Когда-то это был императорский театр, таким он стал и сейчас.
Билет на обычный спектакль в Михайловском — 200 долларов. То, что есть в Михайловском (сейчас), Мариинке не снилось.
Но парадокс в том, что Михайловский никогда в жизни не станет Мариинским. Потому что Мариинский — бренд.
У Владимира Кехмана нет такого бюджета, как в Мариинском, где «пофиг», сколько «украдут» — 20 или 30 миллионов. А потом еще дадут… А у него свои деньги. И есть попечительский совет, перед которым нужно отчитываться. Поэтому «воровать» у себя он не может.
— Денис, в какой степени лично вы, как танцор и уже как администратор, «человек настроения»?
— Каждый из нас — человек настроения. А если нет? Значит, этот человек не живет.
